
"Іосифъ Олешкевичъ, портретный живописецъ, членъ академии художествъ (академикъ). Онъ былъ сынъ б?днаго дворянина Минской губерніи; на кошт? графа А. Ходкевича учился въ Виленскомъ университет?, зат?мъ въ Париж? и Риг?.
Художественная его д?ятельность хотя и доставляла ему въ Петербург? средства къ жизни, но была наимен?е зам?чательною стороною его характеристики. Портреты его отличались совершеннымъ сходствомъ и онъ им?лъ всегда множество заказовъ.
Олешкевичъ, по истин?, былъ очень зам?чательная личность. Его благотворительность не слушалась никакого расчета; онъ всегда былъ безъ гроша, раздавая все б?днымъ, в?чно осаждавшимъ его квартиру (въ дом? бывшемъ Кавелина, на углу Вознесенскаго и Екатерингофскаго проспектовъ). Жилъ Олешкевичъ одинъ; вся его прислуга состояла изъ старухи кухарки. Весь городъ зналъ эту ?еклу, она в?чно ворчала, а въ кулинарномъ искусств? была ниже посредственности. Но для ея барина это было не существенно, онъ не ?лъ ничего мяснаго, съ ?еклой же не разставался бол?е потому, что она любила кошекъ и хорошо за ними ухаживала.
Кошки — были страстью Олешкевича. Штатныхъ было у него дв?надцать и не мало сверхштатныхъ; ему подкидывали новорожденныхъ котятъ, онъ ихъ принималъ и воспитывалъ. Когда же пріемыши достигали положеннаго возраста, то раздавалъ ихъ по будкамъ, которыя въ то время составляли въ Петербург? полицейскіе посты. Будочникамъ Олешкевичъ давалъ приданаго: за кошку 10, за кота 5 рублей, потомъ обходилъ эти посты самъ, или посылалъ ?еклу нав?дываться о жить?-быть? своихъ питомцевъ. Такимъ образомъ завелась у будочниковъ мода им?ть кошекъ; жители Петербурга зам?чали ихъ почти у каждой алебарды, но мало кому было изв?стно происхожденіе этого обычая. Изъ кадровыхъ, каждая кошка им?ла имя и отчество какой-нибудь дамы или мущины изъ близкихъ друзей хозяина; поэтому знакомые художника дорожили этой честью.
Еще никто не думалъ учреждать обществъ покровительства животныхъ, а уже Олешкевичъ и словомъ и д?ломъ распространялъ основныя правила этихъ ассоціацій. Когда ?халъ на извощик?, то не позволялъ гнать шибко, не давалъ стегать лошадь. Въ этихъ случаяхъ, во всю дорогу мужичку-ваньк? онъ читалъ пропов?дь о томъ, какъ онъ долженъ беречь свою лошадь и ласково съ ней обращаться. «В?дь она кормитъ тебя, — говорилъ, — а ты ее бьешь; она идетъ такимъ шагомъ, какъ ей сл?дуетъ идти, а ты заставляешь ее б?жать и запыхаться, — зач?мъ? Не хорошо, братъ, не хорошо. В?дь и лошадь Божье созданіе и Богъ не на то даетъ намъ животныхъ, чтобы мы ихъ мучили». Такъ иногда до слезъ растрогивалъ русскаго мужика или чухонца изъ окрестностей Петербурга. Извощики, стоявшіе близь его квартиры, вс? уже были имъ нашколены, и никто изъ нихъ, когда возилъ его, не см?лъ употреблять кнута".
(Пржецлавский О.А. Беглые очерки // Русская старина. Т. XVI. 1876. С. 570-572).